Геологическая история Черного моря.
Для лучшего уяснения этого факта нелишне хотя бы в самых кратких чертах ознакомиться с геологической историей черноморского бассейна. Еще очень недавно думали, что глубокая котловина Понта весьма недавнего происхождения и что она принадлежит к числу тех "провалов" земной коры, которыми так богата восточная половина средиземноморской области и образование которых относится к позднему плиоценовому и отчасти послетретичному времени. Распространение различных отделов третичных осадков на побережьях Черного моря убеждает нас в более древнем возрасте этой впадины. В средне-миоценовую эпоху область этой впадины занята большим морским бассейном, осадки которого мы находим от Варны на З., в Крыму, на Кавказе и за Каспием (чокракский горизонт). Узкий барьер, тянущийся от Добруджи к Тарханкуту и Азовскому кристаллическому массиву, отделяет этот чокракский бассейн от другого бассейна, занимавшего нижнедунайскую низменность, Волынь, Подолию и южную Польшу и доходившего на востоке до Томаковки. Пролив у Мелитополя соединял оба бассейна. Этот дакийско-галицкий бассейн стоял через среднедунайскую низменность в непосредственной связи с океаном и был населен нормальной морской фауной. Чокракский же бассейн был несколько опреснен, и в него через мелитопольский пролив проникло лишь известное количество морских организмов. Его фауна, поэтому, представляет так называемый эвксинский облик, т. е. по своему общему составу напоминает нам черноморскую фауну. Фауна эта, по-видимому, составила ту основу, из которой развились более поздние фауны, населявшие в конце миоцена черноморско-каспийскую область. В самом деле, в конце средне-миоценовой эпохи разрушается тарханкутский барьер, и в тоже время физические условия образующегося крупного бассейна делаются еще более неблагоприятными для морской жизни: фауна еще более беднеет. На огромных пространствах выше чокракского известняка мы видим отложения с фауной, состоящей из двух-трех видов моллюсков (спаниодонтовый и фоладовый горизонт). Местами, впрочем, уцелевают некоторые реликты средиземноморской фауны (Конка, Новочеркасск, Мангышлак и др.), из которых вырабатывается та замечательная фауна, которая пышно развивалась в огромном внутреннем море верхнемиоценовой эпохи, получившем название сарматского и занявшем не только место южнорусских средне миоценовых бассейнов, но местами далеко перешагнувшем за их берега, занявши и средне дунайскую низменность и протянувшись на восток до Арала, на юг - до окрестностей древней Трои. Море это, должно быть, было почти совсем отделено от океана. Об этом свидетельствует необыкновенная его фауна, состоящая почти сплошь из своеобразных видов, выработавшихся из реликтов средне миоценовых морей под влиянием изоляции. Достигши своих наибольших размеров в нижне-сарматское время, море это постепенно сокращается в объеме; уже в средне сарматское время, эпоху наибольшего расцвета сарматской фауны, оно начинает уходить из среднедунайской низменности, где к концу сарматской эпохи образуются соленовато-водные бассейны, изолированные от сарматского моря, с фауной, напоминающей по своему облику нынешнюю каспийскую. Особенно сильного сокращения море достигает на границе сарматской и следующей мэотической эпохи. Европа в это время достигает наибольшей континентальности, так как мы почти не знаем морских отложений, соответствующих этому времени. Из Северной Африки и Западной Азии на европейский континент иммигрирует своеобразная фауна, остатки которой давно известны из различных пунктов (Марага в Персии, остров Самос, Пикерми в Греции). Слоны, носороги, трехпалые лошади, жирафы, олени, антилопы и разные хищники, обезьяны - мигрируют всё дальше на запад, и следы этой миграции мы видим в верхне-сарматских и мэотических отложениях Закавказья (Эльдар), Севастополя и Новороссии (Гребеники, Тараклия). К концу сарматской эпохи сохранились, вероятно, лишь слабые остатки морского бассейна как раз на месте глубокой котловины Понта, но в мэотическую эпоху - конец миоцена, море это снова раздвигает свои границы, покрывая обширные пространства в Румынии, Новороссии, Крыму и на Кавказе и проникая до восточного берега Каспия. Фауна в нём сильно обеднелая, но всё же еще морского, строго говоря, сарматского, типа. В среднедунайскую низменность эти морские элементы фауны не проникают. Изолированное паннонское море отлагает примечательные "конгериевые пласты", фауна которых слагается из реликтов сарматского времени (кардиды) и иммигрантов из пресных вод суши, окружающей это озеро-море. Здесь готовится та фауна, которая позже, в плиоценовый период, завладела всей понто-каспийской областью. В самом деле, здесь в начале плиоцена образуется после некоторого сужения несколько более обширный бассейн, так называемый понтический, условия которого становятся одинаковыми с паннонским морем, а так как понтическое озеро-море вступает в соединение с паннонским, то часть фауны последнего иммигрирует в понто-каспийскую область, смешиваясь здесь с некоторыми местными реликтами. Из моллюсков между остатками миоценовой морской фауны, конечно, сильно изменившимися, мы находим одних кардид, но несомненно, что многочисленные другие реликты находились среди других классов беспозвоночных и среди рыб.
Понтическое море мы можем проследить от среднедунайской низменности до восточного берега Каспия; на юг оно проходило до Константинополя и даже несколько южнее. Отложения его известны и в Закавказье. Таким образом, есть основания думать, что оно покрывало и современную глубокую котловину Понта. Дальнейшая судьба этого моря состоит в распадении его на отдельные бассейны. Паннонское море скоро опресняется, делается настоящим пресным озером, населенным моллюсками восточно-азиатского типа. Несколько позже та же судьба постигает и нижнедунайский отдел понтического моря. С обширных степей Новороссии и Крыма понтические воды скоро совсем уходят, и они надолго превращаются в сушу. Лишь на востоке Черного моря мы видим большой бассейн, отложения которого известны у Керчи, в Кубанской области и в Абхазии.
В этом киммерийском бассейне, существовавшем в среднеплиоценовое время, фауна понтического типа достигает максимума своего развития. Мелкие формы нижнепонтического времени развиваются здесь в огромные красивые виды, а среди водяных улиток появляются такие формы, родичей которых можно теперь видеть лишь на далёком востоке Азии и даже островах Тихого Океана. От Каспия этот бассейн совсем отделен.
Оба бассейна, черноморский и каспийский, начиная с конца понтического времени и почти до конца плиоцена, остаются разделенными, поэтому развитие обоих бассейнов идёт совершенно самостоятельно. Черноморский бассейн в послекиммерийское время, по-видимому, значительно сокращается: его размеры, несомненно, были несколько меньше нынешнего Черного моря, поэтому мы знаем лишь небольшие клочки отложений его, относящихся к концу миоцена. Пласты Куяльника, следовавшие за киммерийскими, известны лишь из окрестностей Одессы и с реки Гализги в Абхазии, а относящиеся к самому концу плиоцена пласты мыса Чауды, кроме последнего, найдены у Галлиполи на Мраморном море. Последний факт свидетельствует о том, что в конце плиоценовой эпохи воды Понта соединялись с мраморноморским бассейном, и что в эту пору уже существовал Босфор, как пролив.
С другой стороны фауна Чаудинских пластов, без всякого сомнения, указывает на возобновление связи Понта и Каспия, так как она представляет много общего с фауной так называемого Бакинского яруса Каспийского бассейна. Связь эта продолжается и позже в начале послетретичного времени, когда Каспий широко раздвигает свои границы. Размеры его, впрочем, неоднократно изменяются, делаясь то меньше, то больше, одновременно с колебаниями размеров великого скандинавского ледника, то далеко надвигавшегося на русскую равнину, то опять уходившего на север. Колебания эти отражаются отчасти и на состоянии черноморского бассейна. Во всяком случае, и в начале послетретичного времени мы видим его в состоянии каспиеобразного внутреннего моря (озера-моря), населённого фауной, весьма сходной с современной каспийской. В таком состоянии его находят те события, которые повели к проникновению в него соленых средиземноморских вод, т. е. соединению его со Средиземным морем.
В течение конца миоценовой, всей плиоценовой и начала послетретичной эпохи Черное море (точнее замкнутое Эвксинское озеро-море) остается отделенным от Средиземного так называемой Эгейской сушей. Последняя была покрыта высокими горами, между которыми расстилались крупные пресноводные озера, населенные, подобно паннонским озерам, моллюсками, родственники которых живут ныне в далекой Восточной Азии. К цепи этих озер Цвиич причисляет и Эвксинское озеро-море и думает, что последнее стекало в Средиземное море по длинной реке, остатки долины которой представляют нынешние каналы Босфора и Дарданелл. Действительно, мнение о том, что последние представляют провалы земной коры между двумя трещинами (т. н. грабены), уже давно оставлено в пользу размывного их происхождения (Андрусов, Филипсон). Однако, по мнению Андрусова, с которым соглашается и Гернес, Босфорско-Дарданельская река текла не из Эвксина, но в Эвксин. Превращение части ее долины в проливы и соединение Эвксина со Средиземным морем обязано крупным тектоническим процессам, приведшим к разрушению и затоплению Эгеиды морем. Последнее шло постепенно с юга на север, пока, наконец, воды Средиземного моря не достигли области Мраморного и не проникли в котловину Эвксина, уничтожая и оттесняя в устья рек ту фауну, которую они застали в ней. Какова была эта фауна, об этом свидетельствуют отчасти остатки моллюсков, более не живущих уже в Черном море, и находимые в глубинном его иле, отчасти те животные, которые живут теперь в лиманах южнорусских рек.
Изучение послетретичных отложений по берегам Черного моря показывает, что проникновение морской фауны в котловину Эвксина относится к довольно поздней эпохе послетретичного периода, вероятно, к т. н. второй междуледниковой эпохе. В тот момент, когда началось это проникновение, соединение Эвксина с Каспием, имевшее место по Манычской впадине, еще не прекратилось, почему в Каспий и успели пробраться, правда, весьма немногие представители средиземноморской фауны (например, Cardium edule). Но это соединение продолжалось недолго. Проникновение средиземноморской фауны должно было совпасть с тем моментом, когда желобина Дарданелл затопилась морскими водами, так как Босфор еще гораздо раньше стал проливом, соединявшим Эвксин и Пропонтиду, что доказывается не только уже вышеупомянутым нахождением верхнеплиоценовых чаудинских пластов, но и присутствием тех же дрейссенсий на дне Мраморного моря и Босфора, что и в Черном море.
В связи с проникновением вод Средиземья стоит и любопытное явление - образование лиманов и таких узких и глубоких заливов, как Севастопольская и Балаклавская бухты. Это ничто иное, как затопленные морем концы речных долин, образовавшихся при ином относительном уровне суши и моря. Изменение этого отношения объясняется Н.Соколовым тем, что в момент соединения Черного моря со Средиземным уровень Эвксинского озера-моря стоял ниже современного и что проникшие через Босфор воды приподняли последний и вторглись в концы долин. Андрусов, однако, приводит целый ряд возражений на такое объяснение и приписывает образование лиманов процессам опускания суши, представляющим последний отголосок тектонических процессов разрушения Эгеиды.
В первый момент проникновения средиземноморских вод фауна Черного моря была немного богаче современной, что доказывается присутствием в послетретичных ракушниках Феодосии, Керчи и др. пунктов некоторых уже вымерших с тех пор видов (например, Tapes Dianae). Втекание тяжелой соленой воды из Мраморного моря создало те условия, благодаря которым, как мы объяснили выше, и образовался нижний застойный слой в глубинах Понта. Те организмы, которые не были в состоянии активно отступать перед новыми неблагоприятными условиями, вымирали. Следствием этого было образование первоначального запаса сероводорода. Это сделало невозможным проникновение в глубины Понта животной жизни, тем более еще и потому, что приспособленные к глубинной жизни организмы, если бы даже они и успели проникнуть в Черное море, как проникли в Мраморное, встретили бы там недостаточную соленость. Благодаря образованию такого безжизненного царства, благодаря также недостаточной вентиляции и значительной массе мертвого органического вещества, получившегося вследствие уничтожения глубинной фауны прежнего слабосоленого Черного озера-моря, и началось образование сероводорода. Так как с тех пор физические условия Черного моря изменились мало, а первоначальный запас органического вещества, несомненно, уже давно истощившийся, все продолжает пополняться и заменяться остатками современных организмов, то и сероводородное брожение продолжается и по сей день, и будет продолжаться, пока не изменятся современные физико-химические условия.
Историческое прошлое Черного моря объясняет нам все его главные особенности. Его современная морская фауна, т. е. фауна более соленых его районов, составилась из тех элементов, которые Средиземное море могло передать Черному через Мраморное море и Босфор. При этом происходил известный отбор. В Черное море могли проникнуть формы только еврибионтные, т. е. такие, которые могли вынести пониженную соленость Черного моря. Благодаря этому Черное море в качественном отношении является, сравнительно со Средиземным, гораздо менее богатым. Целые классы организмов, как-то: кораллы, сифонофоры, морские ежи, крылоногие и головоногие моллюски, в Черном море совершенно отсутствуют. Другие классы представлены гораздо меньшим количеством видов; так, в Черном море живет только один вид ктенофор, только два небольших вида голотурий, только два вида очень мелких амфиур, только три вида актиний и т. д. Низкие температуры Черного моря, о которых говорилось выше, являются также препятствием к усиленному проникновению в Черное море средиземноморских организмов. В Черном море могут жить виды или евритермические, т. е. выносящие широкие колебания температуры, или олиготермические, т. е. предпочитающие низкие температуры. Низкие температуры Черного моря позволили сохраниться в нём некоторым остаткам ледниковой эпохи, виды которой захватили в то время всю Европу и через Средиземное море прошли в Черное. С наступлением более теплого климата они или исчезли из Средиземного моря, или стали там более редкими.
В настоящее время в Черном море мы насчитываем 214 видов водорослей (красных, зеленых и бурых), и всего только 881 вид животных (кроме простейших). Считая в круглых цифрах 900 видов животных, населяющих Черное и Азовское моря, мы должны, конечно, признать это число крайне незначительным, сравнительно с шестью - семью тысячами видов, которые, по самому скромному расчету (опять таки без простейших), населяют Средиземное море. Из общего числа 881 вида животных, населяющих теперь Черное море, средиземноморских переселенцев насчитывается в нём и в Азовском море 680 видов; остальные же 201 вид являются коренными обитателями или потомками обитателей, населявших водные бассейны, предшествовавшие современному Черному морю. Таким образом, мы видим, что приблизительно только одна десятая часть средиземноморской фауны переселилась к нам в Черное море. Из 200 же видов древних обитателей в самом Черном море мы находим только 67 видов (в том числе 33 вида рыб), остальные же 133 вида живут или в Азовском море, особенно в его восточной части, или же в лиманах Черного моря, как-то: Днепровском и Бугском, Березанском, Днестровском и Дунайских гирлах. В этих районах эта прежняя фауна слабосолёных бассейнов, предшествовавших Черному морю, нашла себе подходящие условия, ту же слабосолёную воду, и в них укрылась; на остальной же площади современного Черного моря они теперь жить не могут, а все жившие прежде - погибли; эту площадь заняли средиземноморские переселенцы, которые в настоящее время и главенствуют в Черном море. Интересно то обстоятельство, что, попав в Черное море, средиземноморские переселенцы подверглись в некоторых случаях весьма существенным изменениям, в зависимости от новых условий жизни; одним из таких изменений будет, говоря вообще, уменьшение размеров большинства видов, упрощение скульптуры тела, ослабление цветов окраски; лишь некоторые виды более северного происхождения бывают в Черном море большого размера, чем в Средиземном. Да и в самом Черном море надо различать определённые районы; так, у Кавказских берегов некоторые рыбы достигают гораздо большего размера, чем по Крымскому побережью.
Из 680 видов средиземноморских переселенцев влияние Черного моря наглядно сказалось не менее, как на двухстах видах, которых и отличают, или как особые подвиды, или даже как самостоятельные виды. Замечательно, что, в силу более суровых условий жизни в Черном море, в него переселяются преимущественно лишь такие виды Средиземного моря, которые, по своему происхождению, являются более северными, арктическими формами. Таких форм в Средиземном море насчитывается до 38 процентов, в то время как в Черном море их живет более 65 процентов общего состава его фауны. Этот северный облик фауны Черного моря уже давно привлекал внимание зоологов и в отношении многих классов доказано, что в Черном море живут преимущественно те формы, которые, будучи общими Средиземному морю и Атлантическому Океану, способны в последнем жить в более северных широтах. Другие виды, будучи приспособлены более к северу, встречаются в Средиземном море только изредка, но зато роскошно развиваются в Черном море, где находят для себя более подходящие условия жизни, чем в Средиземном; так, например, моллюск Modiola phaseolina, очень обыкновенный у берегов Англии, очень редко встречается в Средиземном море, а в Черном живет в громадном количестве, заполняя собою всю жилую площадь моря в пределах глубин от 35 до 100 саженей.
Обычная в Черном море медуза, Aurelia aurita, является редкостью у Неаполя. Обычный краб, Carcinus moenas, вид северного происхождения, уменьшился в своих размерах, попав в Средиземное море, и, напротив того, снова увеличился, попав из Средиземного в Черное. Однако большинство средиземноморских видов, находя для себя в Черном море более плохие условия существования, уменьшилось в своих размерах. Сроки размножения многих одноимённых видов в Черном море гораздо короче, чем в Средиземном, или же передвинуты ближе к лету; сроки размножения других животных более подходят к срокам размножения у берегов Англии и в северной Адриатике, чем к срокам в Средиземном море. Сравнительно со Средиземным морем, вследствие тех же пониженных температур Черного моря, меняются и периоды вегетации водорослей. Наконец, даже по распределению животных мы имеем ряд черт, более подходящих к Ла-Маншу и Немецкому морю, чем к Средиземному, хотя, снова повторяем, громадное большинство видов является общими как Черному, так и Средиземному морю, и, во всяком случае, почти вся фауна современного Черного моря, кроме фауны его лиманов, попала в него из Средиземного моря или через него.
Всё животное население Черного моря, как и других морей, распадается на три больших группы; такими группами будут:
1) бентос, или население морского дна; его составляют виды морских животных, или прикреплённые к морскому дну, или передвигающиеся по этому дну активно, но неспособные удаляться от дна на значительное расстояние, не плавающие;
2) планктон, или население всей толщи воды, преимущественно микроскопически мелкое, которое в противоположность бентосу почти не зависит от морского дна, обладает слабыми активными движениями и переносится, по большей части пассивно, с места на место морскими течениями и другими токами воды;
3) нектон, или активно плавающее население всей толщи воды, то есть, главным образом, рыбы и дельфины.
Бентос Черного моря.
Виды, входящие в состав бентоса, не рассеяны равномерно по всему дну Черного или какого-либо другого моря, а, напротив того, распределяются там в виде определённых комбинаций, сообществ или биоценозов, состав которых зависит от грунта, глубины и целого ряда других физико-химических и биологических данных, которые обусловливают животным, входящим в состав определённого биоценоза, наиболее выгодную жизнь и наиболее успешное размножение. Тоже с некоторыми ограничениями можно сказать относительно планктона и бентоса.
В распределении Черноморской фауны существенную роль играют две границы: одна, проходящая по глубинам около ста саженей (стосаженная изобата), ниже которой в Черном море, как мы видели, живут только одни бактерии, и другая, проходящая в открытом море по глубинам около 15 - 30 саж., а в заливах около 4 - 9 саж., которая отделяет обыкновенно население более твёрдых, скаловых, песчаных и ракушечных грунтов от живущего глубже населения ила. Эта последняя граница в 15 - 30 саж. глубины отделяет в тоже самое время район сильного действия волн от района, лежащего вне этого действия. Из этих двух районов населённого, континентального плато Черного моря верхнее называется литоральной, а нижнее сублиторальной зоной; сублиторальная зона почти везде иловая, и в ее районе господствует мало меняющаяся температура около 10° и ниже. Напротив того, в литоральной области грунты разнообразнее, и колебания температуры морской воды, как уже было указано, весьма значительны, смотря по временам года. В рамках этих основных границ и укладываются те девять основных биоценозов, комбинаций донной черноморской фауны, которые известны в настоящее время. Биоценозы эти носят следующие названия: биоценоз скал, биоценоз песка, биоценоз ракушечника, биоценоз зарослей морской травы - зостеры, биоценоз илистых берегов, биоценоз мёртвой травы и водорослей, биоценоз мидиевого ила, биоценоз филлофорного поля и, наконец, занимающий самое обширное пространство биоценоз фазеолинового ила.
Биоценоз скал.
В Черном море скалистые берега, особенно по южному побережью Крыма, представляют собою обычное явление. Скалы спускаются в море до пятнадцати (иными местами и более) саженей глубины. Начиная от самого уровня воды и до самой подошвы, скалы по всему Черному морю почти сплошь одеты буро-оливковой водорослью-цистозирой, которая необычайно крепко держится на скалах; ее срывают только очень сильные бури. В более загрязнённых местах на первое место выступает зеленая ульва или морской салат, действительно сходная с салатом по наружному виду, и энтероморфа, в виде зеленых, надутых местами кишок.
Около самого уровня воды, на сильно прибойных местах, часто встречается розовая, пропитанная известью, водоросль кораллина, имеющая вид голых, сильно ветвящихся очень хрупких кустиков, около полувершка высотой. Кроме этих водорослей встречается много других, так как подавляющее большинство видов морских водорослей живет именно на скалах и сравнительно неглубоко. Почти все водоросли Черного моря требуют для себя твердой опоры; на мягком песке и иле они, кроме одной филлофоры, встречаются сравнительно очень редко и притом в подавляющем числе случаев прикрепляются к живущим в песке и иле моллюскам, к живым или мертвым, или к случайно оказавшимся камням. Некоторые водоросли, особенно зимой и весной, поднимаются на скалы сравнительно высоко над уровнем воды и довольствуются тем, что их временами заливают волны или даже только смачивают брызги от волн. Такими же условиями жизни могут довольствоваться и некоторые животные, часть которых или прикрепляется неподвижно, подобно водорослям, на всю жизнь, или обладает способностью так крепко присасываться к скалам, что они могут противостоять даже самым сильным бурям. Примером первых могут служить ракообразные балянусы и хтамалусы, белесоватые раковины которых, диаметром около полу сантиметра, иногда сплошным слоем покрывают прибрежные скалы выше уровня воды; примером вторых - живущие вместе с балянусами пателли, одностворчатые моллюски, которые присасываются своею ногою так крепко к скалам, что оторвать рукою их можно только, если захватить врасплох. Другие моллюски, мидии, прикрепляются с помощью особых выделяемых ими, очень крепких биссусных нитей. В портах и гаванях мидии покрывают опорные стенки, сваи и малоподвижные суда сплошным слоем; они в очень большом количестве употребляются в пищу, обыкновенно в вареном виде. Скалы открытого моря тоже нередко бывают покрыты мидиями, как видно по фотографии, снятой во время осеннего падения уровня Черного моря. На этой же фотографии буквой "а" отмечены присосавшиеся к скалам пателли. Обросшие мидиями стенки и сваи представляют собою целый мир, который ютится частью на мидиях, частью между их биссусными нитями. Особенно интересны длинные, более аршина, и тонкие, около полутора миллиметра диаметром, черви немертины, другие черви нереиды и разноцветные лепешки со звездочками - это сложные оболочники, ботриллюсы, где отдельный луч звездочки есть отдельное животное.
На веточках цистозиры тоже ютится целый мир гидроидов, губок и червей; особенно много живет на ней мелких ракообразных, из которых особенно выделяются своим видом прозрачные, похожие на веточки морские козы, капреллиды, обыкновенно около трети вершка ростом.
Все деревянные сооружения в море, сваи, днища судов и проч. протачивает так называемый корабельный червь; это - моллюск, имеющий форму червя. Летом в течение полутора месяца он успевает проточить доски и сваи до двух с половиной сантиметров в глубину; поэтому в море, особенно у Севастополя, все деревянные суда обшиваются медью или цинком, или же часто вытаскиваются на берег для просушки. Несколько лет тому назад корабельные черви привели в Феодосии за короткий срок в полную негодность пристань, стоившую много десятков тысяч рублей. Моллюски обладают способностью протачивать не только дерево, но и скалы. Моллюски заточены в своих норах на всю жизнь и выбраться оттуда никак не могут. Кроме петриколь, скалы в Черном море сверлятся еще несколькими видами моллюсков, из которых особенно интересны фолады, обладающие способностью светиться. На сваях, вместе с мидиями, а на скалах, на цистозире, часто встречаются еще колониальные животные гидроиды, имеющие вид разнообразно ветвящихся кустиков; самая мелкая веточка на рисунке состоит из ряда животных, и мшанки, образующие иногда огромные, точно ажурной работы из тонкой известковой корочки, гофренные или гладкие, наплывы на сваях и мидиях. Под Керчью на суше есть скалы, которые в свое время были сложены в море этими микроскопически малыми животными, строящими себе известковые ячейки одна около другой. На скалах часто встречаются еще неподвижно прикрепленные разного цвета (зеленые, синие и желтые) губки и красные, зеленые или бурые актинии, животные в виде столбика с венцом щупальцев наверху. Среди щупальцев имеется отверстие, служащее для приема пищи, для выбрасывания уже переваренных ее остатков и для рождения потомства. Актинии часто встречаются на нижней стороне камней, лежащих неглубоко от уровня воды.
Из животных, умеющих хорошо передвигаться, на берегах и скалах, выступающих из воды, всего чаще можно заметить мраморных крабов, которые очень любят оставаться на суше без воды, но, конечно, убегают в воду и трещины скал при малейшей опасности. По скалам над водой стадами бегают морские мокрицы, лигии. Других крабов, как травяного и каменного, можно видеть нередко с самого берега, хотя из воды они обыкновенно и не выходят. Что касается рыб, то среди прибрежных обрастаний и у скал всего чаще можно наблюдать разных зеленушек и собачек. Зеленушки называются так за свою господствующую окраску, а собачки за умение больно щипаться. Близко к прибрежным скалам в определенное врем года подходят и серебристые стада кефалей и лобанов, которые ловятся у берегов Крыма в количестве более десяти миллионов штук ежегодно.
В прежнее, и сравнительно недалёкое, время, под навесами прибрежных скал в пещерах в большом количестве жили белобрюхие тюлени, Monachus albiventer Gray, южная форма, встречающаяся и в Средиземном море. В настоящее время у русских берегов тюлени совершенно истреблены, и найти их можно только у берегов Анатолии, в Турции. Габлицль около 1785 года указывал, что тюлени нередки в Севастопольской бухте; еще теперь живы лица, видавшие тюленей около Херсонесского маяка у Севастополя; но в настоящее время, конечно, всё это отошло в область преданий. На всех языках по всему Черному морю тюлени называются "морскими медведями".
Биоценоз песка.
Песчаные берега по югу и западу Крыма развиты сравнительно слабо, кроме известного Евпаторийского пляжа. Песок уходит в море, у открытых берегов, обыкновенно до глубин около 15 саж. Вдали от берегов, в открытом море, песок у нас совершенно не встречается, и вообще слабое развитие песчаных грунтов является уже давно отмеченной и характерной чертой Черного моря, сравнительно с другими. Подобно тому, как у скал животный мир моря поднимается на некоторое расстояние от воды, так и у песчаных берегов животные ютятся не только в песке, погруженном в море, но и около самого уровня воды и даже несколько дальше к самой суше. Но в то время как население скал все свои усилия употребляет на то, чтобы прикрепиться к скале и так или иначе на ней удержаться, население песка в подавляющем большинстве случаев заботится о том, чтобы закопаться в него, как бы зная, что песок не может служить опорой для прикрепления. Если бы животное, умеющее только прикрепляться, поселилось на песке, то первая же буря лишила бы его всякой опоры, и, сделавшись игрушкой волн, оно было бы или разбито о ближайшие скалы, или же глубоко погребено под наносными слоями песка. Песок у нас бывает скаловой, из разбитых прибрежных скал, или же из более или менее перебитых раковин, или же смешанный. Живущие в песке животные или обладают узким, длинным телом, которое может пролезать в промежутки между песчинками, или же, по крайней мере, приостренным передним концом тела, помогающим им закапываться в песок. Примером первых могут служить саккоциррусы, узкие длинные до вершка зеленоватые черви, ютящиеся около самого уровня воды, или же еще более длинные, до аршина, белые немертины с красной головкой, линеусы; примером вторых --разные двустворчатые моллюски, у которых приострены передний край раковины и нога, а также низшее хордовое животное, знаменитый в науке амфиоксус; амфиоксус имеет острый передний конец тела; такой же конец имеет рыбка пескожил; у коротких и сравнительно толстых червей, как офелия и глицера, носы являются тоже совершенно острыми; все это - приспособления для закапывания. Из рыб на песке встречаются плоские камбалы (бывают весом до 30 фунтов), глоссы и морские языки, тело которых сплющено по бокам, в виде более или менее длинной лепешки, и которые всегда лежат и плавают на одном из своих боков, на правом или левом, смотря по виду рыб. У взрослых экземпляров этих рыб оба глаза находятся на одном боку, именно на том, который остается свободным, когда рыба лежит на иле или песке; но в молодости оба глаза сидят правильно, по одному на каждой стороне тела; затем, по мере роста рыбы, один из глаз переходит на другой бок, где получаются уже два глаза; бок же, обращенный ко дну моря, остается без глаз. В песок любит закапываться небольшая, около четверти аршина, рыбка, морской скорпион. Эта рыбка с помощью шипов, находящихся у нее на жаберной крышке и первом спинном плавнике, нередко наносит купающимся людям страшно болезненные уколы, причиняющие боль, при которой даже взрослые люди бывают не в силах удержаться от громкого крика; появляется опухоль, и болезненные ощущения чувствуются иногда до двух недель. В заливах Черного моря и почти во всём Азовском песок и ил бывают переполнены моллюсками кардиум; из кардиумов сложены многие косы Азовского моря, откуда берется отчасти ракушечный песок, которым засыпано во многих местах полотно между рельсами южных железных дорог.
В песке около уровня воды и выше везде массами встречаются гаммарусы, или морские блохи, ракообразные животные; они часто прыгают по сухому песку и особенно прячутся под кучи мертвых водорослей, которые часто выбрасывает на берег море. В песке же, в море, живет белесоватый краб, плавунец, который то лежит закопавшись в песок, то быстро выплывает вверх, работая расширенной на конце, как весла, пятой парой своих ног. В Джарылгатском заливе, в Хорлах и Скадовске можно часто видеть, как эти крабы, по нескольку штук сразу, садятся на медуз корнеротов и пользуются ими для передвижения и отдыха, так как сами они плавают очень плохо.
Биоценоз ракушечника.
В Севастопольском рейде, в Джарылгатском заливе, в Керченском проливе и в некоторых других пунктах Черного моря, глубже прибрежного песка, мы находим в море скопления мало перебитых раковин и живых моллюсков, среди которых особенно много встречается устриц и гребешков. Устриц ловят с помощью вышеописанных драг. По исследованию 1903 года, общий лов устриц по Крымскому побережью и Каркинитском заливе определялся в 4,5-5 миллионов штук в год. К сожалению, устрицы, живущие и выращиваемые в загрязненных местах, обладают способностью сохранять бактерии и, между прочим, бактерии брюшного тифа; в Севастополе, где теперь и канализационные воды спущены в море, смерть от брюшного тифа, полученного при употреблении в пищу устриц, далеко не является редкостью. В 1903/4 году от такого устричного тифа в Севастополе умер целый ряд лиц. Кроме устриц и моллюсков, на ракушечнике живут губки, черви, крабы, оболочники и другие животные и водоросли. На устрицах часто строят свои известковые трубки разные черви; из губок интересны, достигающие иногда величины мандарина и более, ярко красные или оранжевые шары суберитес. Суберитес спускается и глубже ракушечника, уже в область ила. На ракушечнике, песке и скалах встречается рак отшельник, который, как известно, прячет свое мягкое брюшко в пустую раковину моллюска. Эта раковина служит ему домом, в который он прячется и который постоянно таскает с собою. По мере своего роста отшельник меняет старую раковину на новую. В Черном море отшельники достигают величины не более вершка и являются карликами сравнительно с видами, живущими в Средиземном море и океанах.
