Вторник, 23.04.2024, 10:18 | Главная | Регистрация | Вход | |||||
Видео Крым |
Меню сайтаПоискАрхив записейКалендарь
Друзья сайтаСтатистикаОнлайн всего: 1 Гостей: 1 Пользователей: 0 |
Карасевда.
— Облако, если ты летишь на юг, пролети над моей деревней, скажи Гюль-Беяз, что скоро вернется домой Мустафа Чалаш. Пролетело облако, не стало видно за тюремной решеткой. Целую ночь работает Мустафа Чалаш, чтобы разбить кандалы. Только «не там ломится железо, где его пилят». — Демир егелеген ерден копалмаз. Лучше не спеши домой, Мустафа. Подкралась Карасевда, черная кошка и ходит близко от твоего дома. Но бежал Мустафа Чалаш из тюрьмы и скрылся туда, где синеют горы. Долго шел лесом и знал, что недалеко уже Таракташ, да трудно идти в гору, устал. А позади звенит колокольчик, догоняет, — едет становой. Спустился Мустафа Чалаш в Девлен-дере, Пропалую балку, как зовут ее отузские татары. Если нападает на кого Карасевда, непременно придет сюда, чтобы повеситься. Лег Мустафа Чалаш под дерево. Ветра нет, а каждый лист дрожит, шевелится, говорит что-то. Может быть, что осень пришла; может быть жалеет человека, который пришел сюда. Было жарко. Закрыл глаза Мустафа Чалаш и пришел к нему странный сон. Сидит, будто, старый козский Аджи-Мурат у себя перед домом, пьет холодную бузу, ждет невесту. Едет свадебный мугудек и четыре джигита держат над ним на суреках шелковую ткань. Остановился мугудек. Бросил Аджи-Мурат джигитам по монете. Опустили джигиты золотые суреки, крикнули: айда! Подхватил на руки ткань невестин дядя, завернул в нее невесту и унес в дом. Заиграли чалгиджи, изо всей силы ударило думбало. — Айда! — крикнули джигиты, и Мустафы Чалаша невеста стала женой старого Аджи-Мурата. Мяукнула в кустах черная кошка. Вздрогнул Мустафа Чалаш, проснулся. Смотрели на него с дерева злые глаза. Не видел их Чалаш; только ныло сердце. Совсем близко подкралась Карасевда. Схватил Мустафа Чалаш дорожную сумку, выбрался из балки. Увидел свои горы: Алчак-кая, Куш-кая... Легче стало. Садилось солнце, спадала жара, по всему лесу неслись птичьи голоса. Запел и Чалаш. — Алчак-кая, Куш-кая, Сарындэн-Алчак... Эмир Эмир-сы бир кызы памукшан имшак. — Слаще меда, тоньше ткани, мягче пуха Эмир Эмирисова дочь... Завтра день под пятницу; завтра ночью пойдет Мустафа Чалаш под окно к невесте, скажет Гюль-Беяз «горячее слово». Скажет: — Любимая, сам Аллах назначил так, чтобы я полюбил тебя. Ты судьба моя; моя тактыр. Говорит тебе жених твой. И ответит Гюль-Бсяз: — Ты пришел, значит цветет в саду роза, значит благоухает сад. И расцветет сердце Мустафы, потому что любит его та, которая лучше всех. Пришла ночь, зажглись звезды, зажглись огни по долине. Вот бугор: за ним дом старого Чалаша. Сидит на бугре нищий цыган, узнал его. — Вернулся? Подсел к нему Мустафа. — Нэ хабер? Что нового? — Есть кое-что... Помолчал немного. — Вот скажи, какой богач Аджи-Мурат, а на свадьбе двух копеек не дал. — Какой свадьбе? — удивился Мустафа. — Гюль-Беяз взял, двух копеек не дал. Вскочил на ноги Мустафа Чалаш, сверкнул за поясом кинжал. — Что говоришь? Испугался цыган. — Спроси отца. Как в огне горел Мустафа Чалаш, когда стучал в дверь к отцу, и не узнал старик сына, принял за разбойника. Испугался еще больше, когда понял, что сошел сын с ума от любви к Гюль-Беяз. Не ночевал дома Мустафа Чалаш; разбудил двух-трех молодцов, позвал в Судак ракы пить. Разбили молодцы подвальную дверь, выбили дно из бочки, — пили. Танцевал в вине Мустафа Чалаш, танцевал хайтурму, всю грудь себе кинжалом изранил, заставлял товарищей пить капли крови своей, чтобы потом не выдали. А на другой день узнали все в Судаке и Таракташе, что вернулся Мустафа Чалаш домой и что тронула его Карасевда. Дошел слух до Коз, где жил старый Аджи-Мурат с молодой женой. Испугался Аджи. — Чего только не сделает человек, когда тронет его Карасевда. Запер Гюль-Беяз в дальнюю комнату и сам боялся выйти из дома. Но раз пошел в сад, за деревню и не узнал своего места. Кто-то срубил весь виноградник. Догадался Аджи-Мурат кто, и послал работника заявить в волость. А ночью постучал работник в дверь. Отворил Аджи-Мурат дверь; не работник, сам Мустафа Чалаш стоял перед ним. — Старик, отдай мою невесту. Упал перед ним Аджи: — Не знал я, что вернешься ты. Теперь не пойдет сама. — Лжешь, старик, — крикнул не своим голосом Мустафа. — Позови ее сюда... Попятился Аджи к дверям, заперся в жениной комнате, через окно послал будить соседей. Сбежались люди. Ускакал Мустафа Чалаш из Коз, а позади него на седле уцепилась черная кошка. Теперь всегда она с ним. По ночам разговаривает с нею Мустафа, спрашивает совета. И подсказала Карасевда пойти в Козы, к Гюль-Бсяз, потому что заболел старик и не может помешать повидать ее. Удивился нищий цыган, когда отдал ему Мустафа Чалаш свой бешмет, а себе взял его отребье. — Твои лохмотья теперь дороже золота для меня. — Настоящая Карасевда. Совсем голову потерял, — подумал цыган. Одел Мустафа Чалаш цыганскую одежду, взял в руки палку, сгорбился, как старик, и пошел в Козы просить милостыню. Кто хлеба, кто монету давал. Пришел и к Аджи-Мурату. Лежал больным Аджи-Мурат и сидела Гюль-Бсяз одна на ступеньке у дома. Протянул к ней руку Мустафа Чалаш и положила ему Гюль-Бсяз в руку монету. Не узнала его. Сжалось сердце, зацарапала Карасевда. — Мустафу Чалаша забыла? — Атылан иок гери донмез. — Пущенная стрела назад не возвращается, — покачала головой Гюль-Бсяз. — Значит, забыла, — крикнул Мустафа Чалаш и бросился к ней с ножом. Но успела Гюль-Бсяз уклониться и скрылась за дверью. И пошли с тех пор на судакской дороге разбои. Не было ночи, чтобы не ограбил кого-нибудь Мустафа Чалаш. Искали его власти; знали, что где-то близко скрывается и не могли найти. Потому что нападал Чалаш только на богатых и отдавал награбленное бедным. И скрывали его таракташские татары, как могли. — Вес равно скоро сам уйдет в Девлн-дере. И ушел Мустафа Чалаш в Девлен-дере. В лохмотьях пришел; один пришел, бросили его товарищи, увидели, что совсем сумасшедшим он стал. Уже не только ночью, а целыми днями разговаривал Чалаш с черной кошкой. Желтым стал, не ел, глаза горели так, что страшно становилось. Пришел в Девлен-дере и лег под то дерево, где отдыхал, когда бежал из тюрьмы. Заснула скала под синим небом, хотел заснуть и Чалаш. Не мог только. Жгло что-то в груди, ловили губы воздух, не мог понять, где он. Три больших дуба подошли к нему и один больно ударил по голове. — Затягивай крепче шею, — сердился другой, старый, похожий на Аджи-Мурата. Толкнул третий из-под ног камень, и повис Мустафа Чалаш в воздухе. Нашли его отузские еще живым и добили кольями. — Отузские всегда так, — говорили в Козах и жалели Чалаша. — Настоящие горцы, настоящие «таты», — хвалили таракташцев в Кутлаке и Капсихоре. Вздохнет таракташец, вспоминая Чалаша. — Сейчас тихо у нас. Кого убили, кого в тюрьму увели. И увидев орла, который парит над Бакыташсм, опустит голову. — Были и у нас орлы. Высоко летали. О них еще помнят старики. Не случись Карасевда, Мустафа Чалаш таким бы был. |
||||
Copyright Мой Крым © 2024 | |